Животные

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЦАРСТВО НЕНАВИСТИ



 В руках сумасшедшего бога Белый Клык превратился в дьявола. Устроив в
дальнем конце форта загородку. Красавчик Смит посадил Белого Клыка на цепь и
принялся дразнить его и доводить до бешенства мелкими, но мучительными
нападками. Он очень скоро обнаружил, что Белый Клык не выносит, когда над
ним смеются, и обычно заканчивал свои пытки взрывами оглушительного хохота.
Издеваясь над Белым Клыком, бог показывал на него пальцем. В эти минуты
собака теряла всякую власть над собой и в припадках ярости, обуревавшей ее,
казалась более бешеной, чем Красавчик Смит.
 До сих пор Белый Клык чувствовал вражду -- правда, свирепую вражду --
только к существам одной с ним породы. Теперь он стал врагом всего, что
видел вокруг себя. Издевательства Красавчика Смита доводили его до такого
озлобления, что он слепо и безрассудно ненавидел всех и вся. Он возненавидел
свою цепь, людей, глазевших на него сквозь перекладины загородки,
приходивших вместе с людьми собак, на злобное рычание которых он ничем не
мог ответить. Белый Клык ненавидел даже доски, из которых была сделана его
загородка. Но прежде всего и больше всего он ненавидел Красавчика Смита.
 Обращаясь так с Белым Клыком, Красавчик Смит преследовал определенную
цель. Однажды около загородки собралось несколько человек. Красавчик Смит
вошел к Белому Клыку, держа в руке палку, и снял с него цепь. Как только
хозяин вышел. Белый Клык заметался по загородке из угла в угол, стараясь
добраться до глазевших на него людей. Белый Клык был великолепен в своей
ярости. Полных пяти футов в длину и двух с половиной в вышину, он весил
девяносто фунтов -- гораздо больше любого взрослого волка. Массивный корпус
собаки он унаследовал от матери, причем на теле его не было и следов жира.
Мускулы, кости, сухожилия -- и ни унции лишнего веса, как и подобает бойцу,
который находится в прекрасной форме.
 Дверь в загородку снова приоткрылась. Белый Клык остановился.
Происходило что-то непонятное. Дверь открылась шире. И вдруг к нему
втолкнули большую собаку. Дверь тотчас же захлопнулась. Белый Клык никогда
не видел такой породы (это был мастиф), но размеры и свирепый вид незнакомца
ничуть не смутили его. Он видел перед собой не дерево, не железо, а живое
существо, на котором можно было сорвать злобу. Сверкнув клыками, он прыгнул
на мастифа и располосовал ему шею. Мастиф замотал головой и с хриплым
рычанием ринулся на Белого Клыка. Но Белый Клык скакал из стороны в сторону,
ухитряясь увертываться и ускользать от противника, и в то же время успевал
рвать его клыками и снова отпрыгивать назад.
 Зрители кричали, аплодировали, а Красавчик Смит, дрожа от восторга, не
отрывал жадного взгляда от Белого Клыка, расправлявшегося с противником.
Грузный, неповоротливый мастиф был обречен с самого начала, и схватка
кончилась тем, что Красавчик Смит палкой отогнал Белого Клыка, а мастифа,
полумертвого, выволокли наружу. Затем проигравшие уплатили пари, и в руке
Красавчика Смита зазвенели деньги.
 С этого дня Белый Клык уже с нетерпением ждал той минуты, когда вокруг
его загородки снова соберется толпа. Это предвещало драку, а драка стала
теперь для него единственным способом проявлять свою сущность. Сидя
взаперти, затравленный, обезумевший от ненависти, он находил исход для этой
ненависти только тогда, когда хозяин впускал к нему в загородку собаку.
Красавчик Смит, видимо, умел рассчитывать силы Белого Клыка, потому что
Белый Клык всегда выходил победителем из таких сражений. Однажды к нему
впустили одну за другой трех собак. Потом, через несколько дней, -- только
что пойманного взрослого волка. А в третий раз ему пришлось драться с двумя
собаками сразу. Из всех его драк это была самая отчаянная, и хотя он уложил
обоих своих противников, но к концу побоища сам еле дышал.
 Осенью, когда выпал первый снег и по реке потянулось сало. Красавчик
Смит взял место для себя и для Белого Клыка на пароходе, отправлявшемся
вверх по Юкону в Доусон. Слава о Белом Клыке прокатилась повсюду. Он был
известен под кличкой "бойцового волка", и поэтому около его клетки на палубе
всегда толпились любопытные. Он рычал и кидался на зрителей или же лежал
неподвижно и с холодной ненавистью смотрел на них. Разве эти люди не
заслуживали его ненависти? Белый Клык никогда не задавал себе такого
вопроса. Он знал только одно это чувство и весь отдавался ему. Жизнь стала
для него адом. Как и всякий дикий зверь, попавший в руки к человеку, он не
мог сидеть взаперти. А ему приходилось терпеть неволю.
 Зеваки глазели на Белого Клыка, совали палки сквозь решетку; он рычал,
а они смеялись над ним. Эти люди будили в нем такую ярость, какой не
предполагала наделить его и сама природа. Однако природа дала ему
способность приспосабливаться. Там, где другое животное погибло бы или
смирилось. Белый Клык применялся к обстоятельствам и продолжал жить, не
ломая своего упорства. Возможно, что дьяволу в образе Красавчика Смита в
конце концов и удалось бы сломить Белого Клыка, но пока что все его старания
были тщетны.
 Если в Красавчике Смите сидел дьявол, то и Белый Клык не уступал ему в
этом, и оба дьявола вели нескончаемую войну друг против друга. Прежде у
Белого Клыка хватало благоразумия на то, чтобы покориться человеку, который
держит палку в руке; теперь же это благоразумие его оставило. Ему достаточно
было увидеть Красавчика Смита, чтобы прийти в бешенство. И когда они
сталкивались и палка загоняла Белого Клыка в угол клетки, он и тогда не
переставал рычать и скалить зубы. Унять его было невозможно. Красавчик Смит
мог бить Белого Клыка как угодно и сколько угодно -- тот не сдавался. Лишь
только хозяин прекращал избиение и уходил, вслед ему слышался вызывающий рев
или же Белый Клык кидался на прутья клетки и выл от бушевавшей в нем
ненависти.
 Когда пароход прибыл в Доусон, Белого Клыка свели на берег. Но и в
Доусоне он жил по-прежнему на виду у всех, в клетке, постоянно окруженный
зеваками. Красавчик Смит выставил напоказ своего "бойцового волка", и люди
платили по пятидесяти центов золотым песком, чтобы поглядеть на него. У
Белого Клыка не было ни минуты покоя. Если он спал, его будили, поднимали с
места палкой. Зрители хотели получить полное удовольствие за свои деньги. А
для того, чтобы сделать зрелище еще более занимательным, Белого Клыка
постоянно держали в состоянии бешенства.
 Но хуже всего была та атмосфера, в которой он жил. На него смотрели как
на страшного, дикого зверя, и это отношение людей проникало к Белому Клыку
сквозь прутья клетки. Каждое их слово, каждое движение убеждало его в том,
насколько страшна людям его ярость. Это лишь подливало масла в огонь, и
свирепость Белого Клыка росла с каждым днем. Вот еще одно доказательство
податливости материала, из которого он был сделан, -- доказательство его
способности применяться к окружающей среде.
 Красавчик Смит не только выставил Белого Клыка напоказ, он сделал из
него и профессионального бойца. Когда являлась возможность устроить бой.
Белого Клыка выводили из клетки и вели в лес, за несколько миль от города.
Обычно это делалось ночью, чтобы избежать столкновения с местной конной
полицией. Через несколько часов, на рассвете, появлялись зрители и собака, с
которой ему предстояло драться. Белому Клыку приходилось встречать
противников всех пород и всех размеров. Он жил в дикой стране, и люди здесь
были дикие, а собачьи бои обычно кончались смертью одного из участников.
 Но Белый Клык продолжал сражаться, и, следовательно, погибали его
противники. Он не знал поражений. Боевая закалка, полученная с детства,
когда Белому Клыку приходилось сражаться с Лип-Липом и со всей стаей молодых
собак, сослужила ему хорошую службу. Белого Клыка спасала твердость, с
которой он держался на ногах. Ни одному противнику не удавалось повалить
его. Собаки, в которых еще сохранилась кровь их далеких предков -- волков,
пускали в ход свой излюбленный боевой прием: кидались на противника прямо
или неожиданным броском сбоку, рассчитывая ударить его в плечо и опрокинуть
навзничь. Гончие, лайки, овчарки, ньюфаундленды -- все испробовали на Белом
Клыке этот прием и ничего не добились. Не было случая, чтобы Белый Клык
потерял равновесие. Люди рассказывали об этом друг другу и каждый раз
надеялись, что его собьют с ног, но он неизменно разочаровывал их.
 Белому Клыку помогала его молниеносная быстрота. Она давала ему
громадный перевес над противниками. Даже самые опытные из них еще не
встречали такого увертливого бойца. Приходилось считаться и с неожиданностью
его нападения. Все собаки обычно выполняют перед дракой определенный ритуал
-- скалят зубы, ощетиниваются, рычат, и все собаки, которым приходилось
драться с Белым Клыком, бывали сбиты с ног и прикончены прежде, чем вступали
в драку или приходили в себя от неожиданности. Это случалось так часто, что
Белого Клыка стали придерживать, чтобы дать его противнику возможность
выполнить положенный ритуал и даже первым броситься в драку.
 Но самое большое преимущество в боях давал Белому Клыку его опыт. Белый
Клык понимал толк в драках, как ни один его противник. Он дрался чаще их
всех, умел отразить любое нападение, а его собственные боевые приемы были
гораздо разнообразнее и вряд ли нуждались в улучшении.
 Время шло, и драться приходилось все реже и реже. Любители собачьих
боев уже потеряли надежду подыскать Белому Клыку достойного соперника, и
Красавчику Смиту не оставалось ничего другого, как выставлять его против
волков. Индейцы ловили их капканами специально для этой цели, и бой Белого
Клыка с волком неизменно привлекал толпы зрителей. Однажды удалось раздобыть
где-то взрослую самку-рысь, и на этот раз Белому Клыку пришлось отстаивать в
бою свою жизнь. Рысь не уступала ему ни в быстроте движений, ни в ярости и
пускала в ход и зубы и острые когти, тогда как Белый Клык действовал только
зубами.
 Но после схватки с рысью бои прекратились. Белому Клыку уже не с кем
было драться -- никто не мог выпустить на него достойного противника. И он
просидел в клетке до весны, а весной в Доусон приехал некто Тим Кинен, по
профессии картежный игрок. Кинен привез с собой бульдога -- первого
бульдога, появившегося на Клондайке. Встреча Белого Клыка с этой собакой
была неизбежна, и для некоторых обитателей города предстоящая схватка между
ними целую неделю служила главной темой разговоров.